Екатерина Вторая как ЛИЭ


То, что императрица Екатерина Вторая была ЛИЭ, а не СЭЭ либо представительницей какого-нибудь еще другого типа, доказывается ее подробными дневниками, совсем не похожими на дневники СЭЭ, «затрапезностью» ее обычной бытовой одежды - вне торжественных приемов, подчеркнуто чернологическим и отнюдь не импульсивным стилем управления, нетривиальными сексуальными фантазиями, которые приписывали ей современники, ее этической не то подслеповатостью, не то туповатостью — как, например, это было в эпизоде с Орловым и Таракановой, а также составом ее любовников — среди которых достаточно явным образом преобладали породистые, но не слишком «далекие» этические сенсорики, в основном «драйзеры», начиная с Григория Орлова и заканчивая братьями Зубовыми.

Теперь разберем детали и подробности. Слуховой канал поступления информации был для Екатерины всегда много важнее зрительного канала. Это асимметричное предпочтение среди всех типов в наибольшей мере характерно для ЛИЭ и ЭИЭ, для СЭЭ же оно вообще имеет противоположный знак. Во время анализа мемуаров Екатерины бросается в глаза огромное количество её аудиальных наблюдений: «...окликнула, и услышала голос...»; «подошла и сказала вполголоса»; «отвечала тоже почти шепотом»; «слова эти произвели впечатление»; «постоянно заводил разговор, как скоро она начинала говорить со мной»; «слова были проникнуты желчью»; «с одобрением выслушивала» — это все с половинки одной страницы. Она подмечает особенности чьего-то голоса - «кричал орлом», обращает внимание на гром, скрипы, в ее речи очень много разнообразных прилагательных, связанных со звуком - но при этом в текстах практически полностью отсутствуют зрительные детали и признаки. Кстати, Екатерина при всем своем почти абсолютном равнодушии к музыке — опять же это не характерное для СЭЭ следствие сильной черной логики, парализующей черную этику — была прекрасным звукоимитатором, она блестяще пародировала мяуканье кошки, «блеянье» зайца и многие другие звуки.

Екатерина отлично владела словом и с точки зрения игры на его позитивных и негативных смыслах, она могла бы быть отличным рекламщиком, или чуть менее хорошим агентом по продажам — для последнего ей не хватало бы задора и энтузиазма, экстравертом она была умеренным, к тому же немного вязким в силу высокой рациональности. Ее подруга Дашкова писала: «Екатерина обладала быстротой ума, неистощимым разнообразием пополняющих его источников, и главнее всего, умением скрасить самое обыкновенное слово, выбором подходящего слова придать цену самому ничтожному предмету». Баронесса фон Притцен, с детства знавшая будущую императрицу и самолично укладывавшая багаж юной Фике перед ее отъездом в Россию, впоследствии вспоминала об этой юной пятнадцатилетенй девушке так: «Я заметила в ней ум расчетливый и холодный, но столь же и далекий от всего яркого».

Тексты подробных собственноручных мемуаров Екатерины, охватывающих период до 1759 года, однозначно свидетельствуют, на наш взгляд, о ее принадлежности к интуитивным логикам-динамикам и, почти несомненно, к программным черным логикам. Во-первых, мемуары больше всего походят на подробный и очень последовательный отчет агента о проведенных мероприятиях в рамках политической разведки— это последовательная цепочка фактов, тщательный перечень всех действий различных людей, сколько-то значимых для последующих событий с точки зрения их влияния и властного положения, с подробной датировкой и привязкой к другим значимым в придворном гадюшнике событиям и разговорам. Временная нить нигде не рвется, все излагается вязко-последовательно, без эмоций и с очень «холодным носом», порой с легким оттенком ироничного цинизма. Местами проскальзывает явно белоинтуитивное желание прибедниться и поплакаться. Также местами в отдельных абзацах мемуаров императрицы просвечивает лукавая неискренность, но главная их черта — очень последовательное изложение голых фактов, выбранных с точки зрения их сухой, логически взвешенной важности для политической интриги. Так пишут ЛИЭ, иногда — ИЛИ, но СЭЭ так не пишут.

Предыдущая императрица Елизавета Петровна (ЭСЭ) и эмоциональный муж-дурачок («недалекий» СЭЭ — вот он как раз был СЭЭ) считали и напрямую называли юную Екатерину чересчур умной, холодно-циничной и скрытной интриганкой. Мемуары Екатерины в целом подтверждают, что в своих оценках они были очень недалеки от истины. Петр III говорил о своей жене, немало удивив ее подругу Дашкову совершенно неожиданной в этот раз серьезностью и связностью своей речи: «Дитя мое, водить хлеб-соль с честными дураками, подобными мне, гораздо безопаснее, чем с теми великими умницами, которые выжмут из апельсина сок, а корки бросят под ноги». О СЭЭ так не говорят. Чаще всего так могут сказать о деловых логиках, в силу придворной ситуации включенных в интригу.

Екатерина заведомо принадлежала к NT- клубу еще и потому, что была книжным червем, читала очень много, и читала только серьезные книги. Это и сблизило ее с Екатериной Дашковой, которая была таким же редкостным в то время, тем более среди женщин, «книжным червем». Напомним простую, проверенную на тысячах испытуемых соционическую взаимосвязь: чтение характерно для всех интуитивных логиков, реже всех читают сенсорные этики, тип же СЭЭ (в среднем по своей группе) читает вообще реже и меньше всех, даже среди клуба социалов, но если по своей инициативе что-то и читает, то никак не философов.

Характерные ценности соционического «клуба научников» многократно подчеркивались и в программных заявлениях новой императрицы — и в манифесте по поводу ее восшествия на престол, и в ее знаменитом «Наказе» депутатам от сословий, получившим поручение императрицы составлять так никогда и не доведенные до ума законодательные уложения (причина их незаконченности проста — уже на этапе созданных законодательных комиссий узурпаторша Екатерина столкнулась с сильнейшей оппозицией своим реформам, и потому далее решила осуществлять программу «просветительства» лишь внутри опоры трона - дворянского сословия, и с его согласия). Эти же «сайентистские» ценности постоянно обыгрывались в том пиаровском фимиаме, которым в первые годы царствования Екатерины окружили все ее юбилеи услужливые придворные поэты и лизоблюды. Екатерина представлялась мифологической Минервой, воплощением просвещения, с обязательным подчеркиванием того обстоятельства, что предстоящему процессу обновления будет сопутствовать развитие науки и образования. Об этом, например, писал и ныне знаменитый Ломоносов в своей торжественной оде. Екатерина неизменно представлялась также как высокогуманная императрица, то есть тоже как типичная представительница NT-клуба, чье правление отличается состраданием и разумом. В празднествах по случаю коронации Екатерины было заявлено, с особым на том акцентом, об ее интеллектуальных намерениях и амбициях. Соответственно, весь мир образования и науки приветствовал рассвет эры мудрости. Речи, произнесенные на кафедрах в аудиториях Академии наук и недавно основанного Московского университета, превозносили императрицу как покровительницу образования и были тут же опубликованы. Вполне в духе рекламы специфических NT-ценностей того времени был и масленичный маскарад «Торжествующая Минерва», устроенный в январе 1763 года под руководством директора театра Федора Волкова. Хоры на судах пели стихи Хераскова и Сумарокова, которые высмеивали глупость и невежество, пьянство, обман, высокомерие и расточительность. Театральное представление представляло миф об обновлении в терминах нравственного воспитания населения. В заключение празднества Херасков, принадлежащий к штату Московского университета, объявил, что ответом пороку должны стать учение и наука. Все эти характерные восхваления екатерининского века совсем не случайны. Образцом для Екатерины, особенно первого периода ее царствования, действительно был не король-солнце, а король-философ. Этим она вполне отвечала ценностям и ожиданиям западных деятелей Просвещения. Лучшие умы называли ее «Наказ» «прекраснейшим памятником века». Какие действительно важные, ключевые слова были в этом Наказе? - «Россия есть европейская держава». «Предлог правления не тот, чтобы отнять у людей естественную их вольность, но чтобы действия их направить к получению самого большего от всех добра». «Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все были подвержены одним и тем же законам». «Благо всех и каждого». Впоследствии Екатерина, конечно, на троне быстро поумнела и пришла к выводу, что наиболее надежной опорой ее престола (о которой она очень пеклась, потому что была на троне узурпаторшей) являются, по крайней мере в России с ее традициями, не наука и просвещение, а корысть и деньги. Кстати, подобная идейная трансформация тоже вполне характеризует ее как типичную ЛИЭ.

На своих портретах Екатерина предстает молодой дамой исключительно логической внешности. Неизменно холодное и безэмоциональное лицо (у СЭЭ лицо не такое, на нем «в фоне» почти всегда заметите легкую, будто блуждающую улыбку). Длинный прямой нос. Маленькие поджатые губы. В строении мускулатуры лица очень заметны характерные мужские черты, выдающие многих женщин-логиков и свидетельствующие о высоком уровне мужского полового гормона тестостерона (обеспечивающем также, напомним здесь об этом, превосходство «логического» нейромедиатора серотонина над «эмоциональным» нейромедиатором дофамином). Особо отметим, что у женщин-СЭЭ подобных выраженно «мужских» черт лица не бывает. На ряде портретов хорошо заметен и слегка прищуренный, немного цинично-презрительный взгляд Екатерины, часто встречающийся у программных деловых логиков, ЛИЭ в особенности. На всех без исключения портретах взгляд изображенной на них Екатерины направлен не на зрителя, а в пространство, в бесконечность — характерная черта интуитов. Портрет Екатерины II в гвардейском мундире напоминает нам и о том, что эта дама любила мужское платье, и неизменно в него переодевалась и на карнавалах, и на охотах, и на официальных военных парадах. Когда она надевала мужскую одежду, ее внешне вообще трудно было по лицу отличить от мужчины. Заметим, что в первые годы царствования ей весьма нравилось обыгрывать это обстоятельство. На карнавалах она порой, переодевшись в мужской гвардейский мундир, охотно «флиртовала» юную Дашкову, а потом, выйдя в парк, еще более озорно развлекалась, начиная преследовать разбегавшихся юных дам. Лишь много лет позднее уже сильно постаревшая и очень к тому времени располневшая Екатерина однажды перед парадом надела мужской адмиральский мундир, но, не влезши в адмиральские рейтузы, вынуждена была велеть срочно пошить себе знаменитую «адмиральскую юбку».

А вот еще одна черта ее правления, характерная для программного делового логика: всю жизнь, и в начале своего правления и в его конце, Екатерина была сторонницей разумного самоограничения и врагом роскоши и праздности. Это она подчеркивала и в своих литературных сочинениях, к этому же и фактически обязывала своих подданных указами, которыми запрещался импорт некоторых очередных модных и дорогостоящих французских финтифлюшек для дам, и запрещалось появление последних на балах в платьях с повышенными элементами новомодной роскоши. В руках и устах Екатерины это была не прихоть, а весьма последовательная политика, одновременно и экономическая, и «воспитующая», представлявшая резкий контраст со всеми предшествовавшими ей «этическими правлениями».

К религии, как и к музыке, Екатерина была совершенно равнодушна — тоже логическая черта. Разумеется, это не мешало ей изображать из себя истовую православную (она заботилась об этом настолько, что предприняла демонстративное пешее паломничество в Ростов к тамошним святым мощам, проходя по 7 верст в день, и только на ночь возвращалась в карету — но на следующее утро демонстративно, на глазах у народа, продолжала свой пеший путь ровно с того места, где закончила его вчера). Этот христианский подвиг должен был, в первую очередь, продемонстрировать русскому народу ее глубокие религиозные чувства сразу после того, как она отняла у монастырей их земли, секвестировав их в казну. Однако «за кулисами» народной любви, в близком окружении, где не требовалось демонстрировать преданность православию и церкви, Екатерина не стеснялась циничных разговоров о религии и вовсю язвила по поводу попов и их церковной тягомотины (о ее фактическом атеизме, циническом по отношению к церкви, сохранилось немало свидетельств). Во время долгих церковных служб, на которых Екатерина была вынуждена присутствовать по должности, в укромном месте она велела раскладывать себе ломберный столик, на котором и играла до окончания очередного «таинства» в карты, пока снова не наступало время показаться публике.

Карты и, реже, шахматы, а также умные ироничные разговоры в узком кругу, ежевечерне собиравшемся в ее Эрмитаже, были вообще ее любимыми развлечениями. Даже на балах, даваемых в ее честь, Екатерина почти никогда не танцевала (напомним, что и к музыке она была равнодушна), но во время бала уединялась с узкой компанией на окраине залы, где для них и накрывали карточный столик.

Екатерина была экстравертом, хотя и умеренным. Как экстраверт она вела себя и в самый первый период после приезда в Россию, и во время своего царствования, демонстрируя при этом и недюжинную энергию, и внешнюю экспансию. С другой стороны, в тот наиболее сложный и тяжелый для нее период ее жизни, который на протяжении нескольких лет предшествовал ее восшествию на престол, некоторые интровертные черты (в том числе белая логика) были в ней усилены и тоже заметны в ее поведении. В этот период жизни она особенно часто погружалась в чтение книг, преимущественно философов, вела дневник, чуралась широкого общения. Правильнее всего считать Екатерину, усредняя ее проявления в разные периоды жизни, ЛИЭ интровертно-логического подтипа — то есть, «Джеком» с резко заостренными логическими чертами, высокой рациональностью и довольно умеренно поднятыми выше среднепопуляционного уровня экстравертными чертами. Напомним, что реальная власть и сопряженная с нею ответственность у всех людей поднимают уровень продукции гормона серотонина, который в нервной системе способствует повышению ЧЛ, отчасти ЧС и, соответственно, также экстравертных черт. У поздней, «властной» Екатерины мы действительно наблюдаем и дополнительный подъем черт деловой логики, и усиление экспансионистского поведения. При том в целом она продолжала сохранять все ценности сайентистского клуба, что особенно надежно прослеживается в тех действиях ее частной жизни, которые не были связаны с государственной политикой, и в первую очередь в сфере воспитания сына Павла и ее внуков. Воспитание их было поручено типичным представителям социотипа ЛИИ, ученым-аналитикам с демократическими взглядами, сама Екатерина лично направляла воспитание в исключительно сайентистском и либеральном духе, приучая детей к трудолюбию и скромности, уважению принципов равенства, справедливости и законности. Екатерина старательно внедряла в их головы конституционные начала, поощряла чтение философов-гуманистов и серьезной научной литературы, постоянно резко возражала против их военных и армейских занятий и увлечений (!!!), растолковывала важность широкого народного просвещения и особливо качественного образования дворянства для блага и процветания государства, лично сочиняла для детей сказки, воспитующие их именно в изложенном духе, и даже лично зачитывала детям со своими позитивными комментариями «Декларацию прав» французских революционеров, приговаривая при этом, что Декларация эта на диво верна и хороша, да только якобинские бандиты и невежды от нее отреклись и все в ней извратили. Всё это — исторические факты, надежно свидетельствующие о принадлежности Екатерины к клубу сайентистов, причем к той особой части этого клуба, в которой заметно выше среднего развита черная интуиция (более половины представителей типа ЛИЭ в эту подгруппу, как известно, попадают).

Много исторических фактов указывают на то, что «силовая сенсорика» Екатерины не была для нее ни сильной, ни внушаемой функцией. Почти конфликтные отношения с мужем-СЭЭ и сыном-СЛЭ. Нежелание давать внукам военную подготовку. Ее мягкость и снисходительность как самодержицы, даже в самый опасный для нее момент, сразу после подавления пугачевского бунта (она на самом деле проявила и умную расчетливость, и большую снисходительность, объявив амнистию за все обиды, нанесенные во время бунта, а главное — смягчив приговоры пугачевским офицерам). А вот строка из воспоминаний графини Головиной: «Не было никого и внушительнее, и в то же время снисходительнее Екатерины. Едва она показывалась, всякий страх исчезал, уступая место почтительности и полной преданности... Ее внимание к окружающим простиралось до того, что она сама спускала штору, если солнце беспокоило кого-нибудь». Это СЭЭ, король-солнце, будет опускать ради кого-то шторы? Читаем далее в работе Ричарда С.Уортмана о мифах и церемониях русской монархии: «При выполнении придворных функций она вела себя как скромный и дружелюбный товарищ своих слуг и фаворитов. После первого десятилетия своего царствования она очень часто отступала на второй план, играя в шахматы или карты с главными персонажами двора или правительства и оставаясь этаким отдыхающим творцом происходящего». О программных ЧС никак не скажешь, что они могут быть скромными и отдыхающими чуть в стороне творцами происходящего, в то время как кто-то рядом выступает от их имени. Еще одно важное качество Екатерины в плане оценки ее ЧС — высокая способность к самоограничению. Добавим еще, что и к символам власти она была равнодушна, и использовала их по самому необходимому минимуму. Даже памятник Петру I ее эпохи («Медный всадник») был создан скульптором Фальконе, по ее указанию, как образ «римского героя добродетели», без скипетра и иных символов власти — ее сын Павел, став императором, поставит Петру возле своего замка совсем другой памятник, напоминающий сидящего на лошади носорога со всеми регалиями власти, и дело тут не в различии уровня вкуса, а в разных ценностях. Никогда Екатерина не вела себя так, как могут вести себя СЭЭ или СЛЭ. Ее ЧС была слабой функцией.

Теперь посмотрим, что Екатерина сама писала о себе, как себя оценивала в тех местах мемуаров, где, исходя из общего контекста, явно старалась давать честные и трезвые оценки. Вот она пишет об отношениях с мужем: «...я соблюдала его интересы, я оказывала ему привязанность, самую искреннюю, какую друг, или даже слуга может оказывать своему другу или господину; советы мои были самые лучшие, какие я могла придумать для его блага; если он им не следовал, то это не моя, а его вина; что же делать, если он лишен был рассудка и здравого смысла?» Вот она пишет о себе: «Душа моя от природы была до такой степени общительна, что всегда, стоило кому-нибудь пробыть со мною четверть часа, чтобы чувствовать себя совершенно свободным и вести со мною разговор, как будто мы с давних пор были знакомы. По природной снисходительности моей, я внушала к себе доверие тем, кто имел со мною дело, потому что всем было известно, что для меня нет ничего приятнее, как действовать с доброжелательством и самою строгою честностью. Смею сказать (если только позволительно так выразиться о самой себе), что я походила на рыцаря свободы и законности. Я имела скорее мужскую, чем женскую душу; но в этом не было ничего отталкивающего, потому что с умом и характером мужчины соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины». У нас не возникает сомнения в том, что текст написан рациональным экстравертным логиком, и скорее всего — интуитом. В любом случае, СЭЭ так о себе, разумеется, не пишут.

И в заключение, обосновывая тип ЛИЭ Екатерины, еще раз сошлемся на тип ЭСИ ее несомненного дуала — Григория Орлова, единственного человека, которому какое-то время было позволено делать с императрицей что угодно, даже таскать за косы. Правда, и для него это время быстро кончилось — черные логики несентиментальны, благодарность им проще выражать деньгами. На этом в дальнейшем и строились отношения Екатерины с ее любовниками, уже без исключений.


Copyleft 2012 В.Л.Таланов



Многие другие работы В.Л.Таланова можно найти на сайтах:

http://www.newsocionicsmodel.narod.ru/ (работы до 2011 года)

http://www.sociotoday.narod.ru/ (новые работы)





Возврат к оглавлению основных разделов: http://sociotoday.narod2.ru/index1.html